Речь идет, естественно, о крупных южно-американских попугаях. Эти наглые существа за считанные дни сделали жизнь на борту невыносимой. Когда стало понятно, что за напасть, красотой которой поначалу восхищались, мы сами же и приманили, было уже поздно. Хитрые птицы сообразили, что здесь можно пожрать на халяву, а также погрызть много всяких интересных штучек и наотрез отказывались улетать. А убивать такие красочные создания рука не поднималась, хотя Джакомо, плюя в сердцах на загаженную палубу, давно уже этого требовал. Пришлось применять меры, иначе действительно функционировать корабль не мог. Но расстреливать попугаев я запретил. Мы смыли их с облюбованных местечек на реях с помощью мощных струй из насосов, одновременно стреляя холостыми зарядами из картечниц. Только такими средствами удалось отпугнуть привязавшуюся некстати живность. Потом долго еще палубу отмывали…
Однако, эта история навела меня на определенные мысли и, во время следующей высадки я отыскал гнезда на берегу и забрал с собой несколько пар только вылупившихся птенцов. Их поместили в быстро склепанную кузнецом из запасов проволоки клетку, которую я поставил в кают-компании корабля. Теперь у нас были домашние попугаи, которыми можно будет похвастаться в Европе. Птенцы, в отличие от досаждавших ранее родителей, быстро стали всеобщими любимцами, и надо было следить, чтобы их не накормили какой-нибудь вредной для птиц гадостью, типа солонины.
Правда, содержание животных просто так, не для еды вызвало некоторые нарекания со стороны нашего религиозного авторитета Иосифа, взывавшего к заповеди: "не создавай себе кумира". Однако я отмазался тем, что это особые птицы, умеющие разговаривать, а чтобы наш корабельный философ не сомневался, поручил ему обучить самого бойкого из птенцов по имени Моисей какой-нибудь молитве. Для чего тот должен заниматься с ни в чем не виноватым Моисеем не менее часа ежедневно. Вот пусть больше не тыкает мне в нос всякими заповедями!
Картофель и томаты, причем не дикие, а возделываемые, мы обнаружили несколько севернее, в заливе Марракайбо. Вернее, не в самом заливе, а возле поселения на одноименном соленом озере, расположенном рядом и соединенным с морем проливом. Кстати, дурацкие испанские названия я оставлять не собирался, поэтому по праву первооткрывателя назвал залив по имени первого царя
Израиля, Шауля. Царей в истории древних израильских монархий было много, хватит надолго. А если все же кончатся, перейдем на пророков. Этих вообще пруд пруди! Еще в запасе есть судьи, первосвященники и, как резерв главного командования, праотцы с праматерями. Боюсь, на нашем маршруте не встретится географических объектов и на десять процентов от количества запасенных предками имен! Только для всего континента подобрать название я затруднялся. С одной стороны — кроме меня тут никто не знал, что это именно континент, и рассказывать об этом даже команде пока не намеревался. С другой — вопрос, где мы были, так или иначе встанет по возвращении. Так что название нужно, причем такое, которое увело бы фантазию слушателей подальше от настоящего положения дел. И я его подобрал — Офир, легендарная библейская страна, откуда царь Соломон якобы вывозил золото.
Поселение на озере состояло из пары десятков более солидных, чем в первом, домиков на смешных ножках, торчащих прямо из воды. Сказал Олегу, что здесь живет родственница Бабы Яги со своим семейством. Десятник судорожно перекрестился и лишь после этого, услышав мой смех, зло сплюнул на землю, поняв, что я шучу. Вот же суеверный и доверчивый в средневековье народ!
Население это крупного, по местным меркам, поселка, возможно даже — райцентра, в отличие от предыдущего, слинять при нашем приближении не успело. Хотя и явно выражало такое намерение. Однако корабль по мелкому проливу пройти не мог и остался в заливе, а мы преодолели путь до озерного поселения пешком, в энергичном марш-броске, застав жителей врасплох. Так что деться им было некуда. Они поначалу сильно испугались и попытались забаррикадироваться в домах, но тоже не успели, так как большинство мужчин как раз работали в поле. Казалось бы — можно спокойно грабить и мои наемники, привыкшие к царившему в те времена принципу "горе побежденным", это и порывались сделать, однако я категорически запретил. Взять тут и так особо нечего, а настраивать против себя местное население не нужно. Возможно, придется сюда когда-нибудь вернуться.
Поэтому, кое-как объяснившись жестами, приступили к торговле. Хотя местные старейшины поначалу не сильно-то и желали меняться, но побоялись перечить слишком хорошо вооруженным гостям. А то гости вроде добрые, но хрен их знает… Так что и без оставшегося на борту "Царицы" купца удалось наменять кучу продуктов и, главное, семян за пару безделушек. И, кроме того, здесь мы впервые встретили золото. Оно обнаружилось на жене самого главного старейшины. По крайней мере — наиболее важно выглядевшего. На шее у пожилой уродливой тетки висел небольшой самородок, грамм на сто-сто пятьдесят, нанизанный на толстую нить. Явно привезенный издалека, так что пытать старейшину, прикрикивая: "Показывай дорогу к золотым приискам, гад!", как, наверное, сделали бы настоящие конкистадоры, не имело ни малейшего смысла. Да я лучше старика знал, что никаких месторождений в округе нет!
Рассудив, что мужу тетки больше сгодится стальной нож, чем непонятный камешек на шее у жены, предложил обмен. Тетка, правда, чего-то заартачилась, но старейшина, осмотрев инструмент, сразу же встал на мою точку зрения. Дав глупой, не понимающей хозяйственной выгоды бабе подзатыльник, сорвал с ее шеи самородок и протянул мне. Так мы и стали обладателями первого куска искомого металла…
Глава 27
Полностью следовать всем причудливым изгибам выгнутого на запад атлантического побережья мы не стали, иначе, пожалуй, за один сезон бы не управились. Поэтому срезали путь не раз, тем более что моя карта состояла из заранее намеченных удобных бухточек, обычно рядом с источником пресной воды, расположенных на расстоянии примерно половины дня пути друг от друга. Координаты предполагаемых стоянок я "перенес" с высокой точностью, а все, что между ними — примерно. Однако, если замечали по пути следования что-либо интересное, например — близкое к берегу поселение, то приставали и во внеплановых точках.
Потихоньку стали, что называется, прирастать богатством. Индейцы охотно меняли немногочисленные изделия из золота и серебра, обычно в виде необработанных слитков, нанизанных на нить и собранных в бусы, на наши товары: куски тканей, украшения из цветных кусочков стекла, ну и, конечно, стальные инструменты. Последние мы обменивали на золото по весу один к одному. А за серебро, соответственно, в десять раз меньше, в соответствии с текущим среднеевропейским курсом. У местных индейцев же никакого обменного курса не существовало в принципе, так как они вообще не использовали драгоценные металлы в качестве денег, а воспринимали их исключительно как украшения. Причем далеко не самые ценные. Данный факт поначалу приводил моих орлов в состояние полного изумления — они никак не могли поверить, что блестящие кусочки благородного металла не вызывают у аборигенов ни малейшего возбуждения, столь естественного для любого европейца.
Собираемые ценности проходили строгий учет. Все добытое непосильным трудом тщательно взвешивалось и отправлялось на хранение в заранее заготовленные дубовые сундучки с железной окантовкой и мощными замками, изготовленными в мюнхенской кузне по моим эскизам лично кузнецом Давидом. Более никто не знал об их внутреннем устройстве. А насчет воровства среди бойцов во время собственно "изъятий" я не сильно переживал. Люди у меня тут не случайные, а мотивированные, поэтому не будут набивать себе карманы за счет общего дела, тем более что долю на "зарплаты" я выделил немаленькую, нищим никто из похода не вернется. Хотя… Золотишко имеет такую паскудную особенность портить всех, кто его касается. Так что присматривать все же необходимо.
В любом случае, много в карманах не утащишь, а по сравнению с требуемой нам суммой мелкое воровство можно вообще не принимать в расчет. Еще в Мюнхене я не раз обсуждал это дело со своим главным финансовым советником и мы пришли к выводу, что нам потребуется для осуществления задуманных планов не менее ста тысяч марок. А чтобы быть полностью уверенными в себе и не экономить каждый геллер — сто пятьдесят тысяч. На такую добычу мы тут и рассчитывали. Пока не соберем — не уплывем обратно, так как меньшая сумма нас не устраивает. А сто пятьдесят тысяч, между прочим, в пересчете на вес — это ни много ни мало, а тридцать семь тонн серебра! Такое количество наша шхуна и потянет-то с трудом! Правда, большую часть сокровищ мы предполагали взять в золоте, а это сильно экономило вес. Еще тут изредка встречались изумруды, но их брали неохотно, так как возможности для реализации этого камня в Европе мизерные.